1
Юра сказал, что полежит перед ужином, минут через двадцать Ольга зашла спросить: натереть сыр сразу или каждый натрёт себе сам, и услышала последний Юрин выдох. На похороны пришли Юрины ученики, два старших класса. Три девушки плакали навзрыд, что вызвало у Ольги глухое раздражение. Последнее время Юра не пил, был тихим, большие печальные глаза, красивая улыбка, глуховатый голос, изящные руки, способность слушать, потрясающая память на имена, лица, запахи, девушки его обожали, гулял с ученицами в парке, хвалил их – Ольга была в этом уверена – бездарные стихи.
Поминки организовал директор лицея, Ольга ушла через запасной выход дешёвого кафе после первых же речей, взяла сигарету у курившего во дворике повара в грязном переднике, с незажжённой, в углу рта, дошла до автобусной остановки. Автобус увёз куда-то далеко, вызвала такси, прикурить дал таксист, но фильтр размок, во рту стало горько.
Через два, прошедших в тумане, дня позвонила мать, которая не могла простить Ольге первого мужа, и в самом деле оказавшегося подлецом, матери не нравился и второй, которого она считала рохлей, о том, что Ольга вышла за Юру, она не знала, и Ольга о том, что теперь она вдова, не брошенная и не разведёнка, не сказала. Мать плакала – стало тяжело ухаживать за Ольгиным отцом, после долгих колебаний написала заявление на место в интернате. Ольга представила, какой в Суворовске интернат, на следующий день села в автобус до Козельска, на всю дорогу провалилась в тяжёлый, сиреневый сон.
2
Автобусная станция на Дзержинского была крашена всё той же зелёной краской, пол также скрипел, кассир был расплывчат за мутным оргстеклом. Рядом с контролёром привычно стоял полицейский, придирчиво проверял документы, интересовался целью поездки. В паспорте Ольги Суворовск был указан как место рождения, полицейский сказал: «С возращением!» – дождался последнего пассажира, вошел в автобус, скомандовал отправку, сел рядом с Ольгой, голова пугающе откинулась на ставшей вдруг гибкой толстой шее, с клокотанием захрапел.
Свернув на Суворовск, автобус начал подпрыгивать на выбоинах. Ольга вспомнила, что отец шутил, мол, асфальт на этом участке дороги специально курочат, чтобы шпионский «бьюик» или «олдсмобиль» сломались на первом же километре. Заросшие сорняком поля сменились подступающим к самой дороге тёмным лесом, после леса дорога стала ровной, автобус проехал сквозь квартал пятиэтажек, переехал через мост, потом сквозь ещё один квартал, объехал клумбу с гвоздиками и серебряным Лениным на постаменте, остановился. Полицейский проснулся и объявил: «Конечная!»
До конечной, помимо Ольги и полицейского, девушек и молодых людей с рюкзачками, доехала и пожилая пара. Когда Ольга вышла из автобуса, мужчина спросил, не дочь ли она Сергея Львовича, попросил передать привет и, поддерживаемый спутницей, пошаркал прочь. Полицейский, кивнув в его сторону, сказал, что это бывший директор института.
3
Лужа перед подъездом была на своём месте, возле сломанной лавочки лежали раздавленные банки из-под пива, безглазый плюшевый медведь с оторванной ногой. Ольга поднялась на четвёртый этаж. Мать долго не открывала. Ольга поразилась её бледности, та махнула на Ольгу рукой, словно прогоняла наваждение, сморщилась, выжимая слёзы, но глаза, маленькие, выцветшие, остались сухими. Ольга и представить не могла, что мать так некрасиво превратилась в неряшливую старуху. Они обнялись, Ольга увидела своё отражение в мутном зеркале в прихожей и заплакала.
Мать сказала, что после обеда отец отдыхает, провела на кухню, усадила в угол, налила жидкого чаю. Электрический самовар на холодильнике, грелка в виде когда-то румяной, ныне с облезлыми щеками девицы в кокошнике, плитка на стенах, плита – всё было как прежде, разве что плитка грязной, плита жирной, кокошник поломан. Из нового – микроволновая печь. Мать, проследив взгляд Ольги, предложила разогреть пиццу. Ольга отказалась. Мать монотонно жаловалась на безденежье, врачей, администрацию института, соседей. Говорила, что от института получили трёхкомнатную квартиру и бесполезные грамоты, а где была благодарность за разработку изделий Л-2810 и Т-012, внесших такой вклад в обороноспособность страны? Про Л-2810 даже президент говорил в очередном послании, говорил – аналогов нет! Нет до сих пор, до сих пор! Ольга согласно кивнула и сказала, что бывший директор института просил передать привет отцу.
– Обрывалин! Самый гад! Ещё тебя помнит, негодяй! Не подписал бумаги на повышенную пенсию, – пошла пятнами мать. – Был замом у твоего отца, Серёжа помогал ему с докторской, а Обрывалин так поступил. Когда возобновили программы, те, что закрыли в лихие девяностые, пенсионеров позвали обратно, на ставки, на хорошие деньги, а Серёжу только консультантом при новом главном конструкторе, так Обрывалин…
Из-за стены раздался стук.
– Проснулся! – оставаясь сидеть, сказала мать. – Спит, ест и… Не читает, телевизор не смотрит…Только знай себе колотит в стену костылём.
Ольга протиснулась мимо матери, вышла из кухни, постучала в закрытую дверь кабинета.
– Кто там? – голос отца, как и прежде, был капризным.
– Это я, Оля, твоя дочь! - ответила Ольга.
– Оленька!..
Сергей Львович лежал на подушках с костылём в руках. Он попросил закрыть, поманил к кровати. Влажной рукой цепко схватил за запястье.
– Олечка! Сколько не виделись! Что вдруг решила приехать?
– Мама позвонила. Сказала, устала, вымоталась, сказала, что подала заявку на место в интернате.
Сергей Львович пожевал беззубыми деснами губы.
– Для себя?
– Нет.
– А для кого? Понятно… – Сергей Львович уронил костыль, и тот больно ударил Ольгу по ноге.
– Ну и зачем ты приехала? – спросил Сергей Львович.
– Буду с вами жить. Не позволю отдать тебя в интернат, – Ольга потёрла место ушиба – Пойду в школу, буду преподавать.
– Что именно? – Сергей Львович пригладил кустистые брови.
– Английский.
– Can you handle it?
– Of course! I have a diploma, although I don't have much experience, but it's a gain, really?
– Really? Sure! [1] – Сергей Львович закашлялся. – Ладно, позови мать. Надо подгузник сменить.
– Давай я сменю, – предложила Ольга, но Сергей Львович сказал, что если она останется, то подгузники ей менять и менять.
4
Ольга спала в большой, проходной комнате, мать несколько раз за ночь, натыкаясь на стулья, врезаясь в дверные косяки, проходила в туалет. На пятое утро в родительском доме Ольга удивилась, что за ночь ни разу мать её не разбудила. Ольга заварила кофе, отпила глоток и, поставив чашку, зашла в комнату матери. Мать лежала, полусвесившись с высокой, со многими подушками кровати, правая рука лежала на полу, сквозь редкие седые волосы была видная белая кожа, нос истончился, глаза были открыты.
– Папа! – Ольга рывком открыла дверь кабинета.
– Да-а! – отец вставлял челюсть. – Она меня опередила. Так во всём. И кандидатскую раньше защитила. Правда, у меня докторская…
– Папа! Мама умерла!
– Знаю! Знаю… Я слышал, как она хрипела. Недолго. Хотел тебя позвать… Выспалась? Ладно, надо мне помыться. Помоги!
С отцом Ольга намучилась. Любитель байдарочных походов, посиделок под коньячок, обсуждений публикации в «Новом мире» с ныне уже умершими или куда-то исчезнувшими друзьями, образец мужественности стал капризен. После уговоров он всё-таки поставил на грудь старый телефон с перекрученным проводом, названивал в институт, пытаясь получить вспомоществование на похороны жены, продолжая говорить в трубку подмигивал Ольге:
– Как нет профкома? Но Татьяна Тимофеевна ведь… Не работает уже одиннадцать лет? Умерла? Так и я о том же, о смерти… Нет, это вы не слушаете! Умерла моя жена, жена доктора наук, лауреата двух закрытых госпремий, у которого нет ни гроша чтобы предать земле спутницу жизни…
Уже звонили из морга, спрашивали, когда заберут тело, но тут пришёл Обрывалин с женой, с ним молодой человек в узких брючках и остроносых ботинках. Обрывалин зашёл в кабинет, его жене, седой, с плотно сжатыми губами, и молодому человеку Ольга приготовила кофе. Молодой человек восторгался вкусом и крепостью, Ольга сказала, что была замужем за турком, что сбежала, когда турок взял третью жену, Обрывалин вышел из кабинета, допил остывший кофе из чашки жены, потрепал Ольгу по плечу:
– Помнишь, как мы с тобой жарили шашлыки под дождем? Нет? Тебе было около семи…
– Одиннадцать, - сказала Ольга, - я была в шестом классе…
– Ну да, одиннадцать… Эдуард…
Молодой человек, оказавшийся вблизи не таким уж молодым, достал конверт из приталенного пиджака.
На кладбище были только Ольга с отцом, поддерживаемый женой Обрывалин, Эдуард и две пожилых женщины, одна подошла к Ольге, называя мать Тамарочкой, вытирая уголком платка слёзы, говорила, что надо молиться. Ольга отдала ей последние пятьсот рублей из конверта, та удивилась, но услышав, что таков обычай, быстро спрятала деньги.
5
На следующий день Ольга пошла устраиваться на работу, директор школы спросила, не могла бы Ольга преподавать также химию и рисование, Ольга на рисование согласилась, а от химии, сказала, очень далека, директор обижено предупредила: совмещение предметов обязательное условие, но платить будут не за три предмета, а за полтора. Ольга попыталась спорить – мол, если три предмета, то уж не за полтора, а хотя бы за два, – но директор не соглашалась. В разгар спора в кабинет заглянул Эдуард, сообщивший, что Сергей Львович выбросился из окна. Ольга думала, что отец ещё немного потерпит: после похорон, когда они сидели на кухне и пили горький, со странным запахом коньяк, отец говорил, что не может себе позволить, чтобы Ольга губила свою жизнь здесь, в Суворовске, что он, конечно, эгоист, всю жизнь заботился об изделиях под разными номерами, обозначенных разными буквами, но теперь пора и честь знать, что гадить под себя он больше не будет, придумает способ, желательно самый простой.
Тело отца лежало на газоне, накрытое чьим-то одеялом с олимпийским мишкой. Рядом стоял полицейский, похожий на полицейского из автобуса. Приглядевшись, Ольга поняла, что это другой полицейский. Эдуард поддерживал Ольгу под локоть крепкими пальцами. Она освободилась, села на лавочку. Подъехала машина, из неё вышли двое, обменялись рукопожатиями с Эдуардом, один из них подошёл к Ольге и выразил соболезнования.
– Благодарю, – сказала Ольга.
– Ольга Сергеевна, – сказал соболезнующий, – понимаю, что моя просьба может показаться… Нам хотелось бы взглянуть на записи, наброски, которые, быть может, ещё остались…
Ольга достала ключи от квартиры и бросила их в протянутую ладонь.
– Вы поймите, – не унимался стоявший над нею, – вы не физик, вам они… вы в них…
– Я химик, – сказала Ольга…
Читайте далее в пятом номере «Тайных троп»
[1] – Ты справишься с этим?
– Конечно! У меня есть диплом, хотя опыта у меня мало, но ведь это прибавка? Ведь так?
– Так? Конечно!
Comments