Читайте полностью стихотворения Кати Капович в 2 номере «Тайных троп» в PDF:
◆ ◆ ◆
Измученному сердцу волю дай, куда за алеутский горностай сквозь ветки проступает звёздный полог. Там все свои отлиты в свет и в медь, лишь распахнуть туда грудную клеть – веди меня, небесный рентгенолог!
Вослед по коридору я пойду в плохих носках у граждан на виду, в халате, где белеет шейный вырез, и там, в пустой холодной тишине, всё сызнова увижу, как во сне, что с жизнью в этой жизни приключилось.
◆ ◆ ◆
В садах осоки и пырея, нанизывая голоса, летали птицы Гименея, и устремлялись в небеса.
Кто их сложил на этом свете с любовью для земных забав? Так быстро исчезали эти круги среди закатных трав.
Не так ли мы всю жизнь летаем, озвучиваем пустоту, а после небо залатаем по эту, а потом – по ту.
Но между нежной клетью сада и млечной полосой вдали мы будем птицами заката в любовных отблесках земли.
◆ ◆ ◆
Когда мне стало скучно жить на свете и надоели мелководья сети, я приняла участие в игре, и с биркою на старом чемодане пересекла Атлантику в тумане в одном уже студёном сентябре.
Умыта рожа, сапоги натёрты, такой я вышла из аэропорта, рукой махнула жёлтому такси, закинула свой чемодан в багажник, рассвет пробрал всё тело до мурашек подробным выпадением росы.
Как славно на вещах она блестела и каплями тихонечко звенела, огромный мир в те капли был вкраплён. И я пообещала в это утро, что буду жить здесь радостно и мудро и жизнь любить за нежный перезвон.
И вот живу, слова в ряды ровняю, гортань горящим звуком накаляю, названья прибавляя к словарю: вот это сныть, вот это медуница, вот это жизнь, она не повторится. И вот я говорю. Я говорю.
Сплетайся, речь, с чужой высокой речью, в сквозной поток одной реки предвечной вноси живьём подробности ольхи, чтобы сбылось хоть что из обещаний, где был рассвет такой пустой и ранний, что даже не кричали петухи.
◆ ◆ ◆
Год написан буквой Зет, захожу в клозет, стопке резаных газет говорю привет.
В свете лампы Ильича светится моча. Кто избрал, блин, стукача, мразь и палача?
тает жизнь в трубу, буква V на лбу, и спешит солдат в семью в цинковом гробу.
◆ ◆ ◆
Так долго набухало всё с изнанки, что громыхнуло крышкою от банки, по краю тусклой пеной потекло, замызгало, испачкало стекло. Что сберегали – стало непотребно, что пели раньше – стало безнапевно, коса нашла свой камень угловой, в такое время лучше быть травой. И горький неотвязчивый Адорно в любом из нас кричит, срывая горло: «Возможно ли какое-то искусство?» Трава пусть скажет, как темно и пусто.
Элегия
Д.
Как жизнь убедительно неповторима! И сызнова я, как в былые года, возьму тебя за руку тихо: «Родимый, прочти мне чего-то о жизни с листа!»
Как в броуновской толчее листопада плыл свадебный мокрый, смешной экипаж, как звёзд зажигались вверху мириады, как сердце стучало под лестничный марш.
Скажи мне, как пил две недели в квартире, когда уезжали друзья на вокзал, как после прощанья один в этом мире совсем одинёшенек горько стоял.
Когда бы под небом свободной отчизны стоять с поллитровкой, допитой до дна, чтоб ехала крыша от вздыбленной жизни, к карнизу лепилась шальная луна.
Окончилась эта война бы скорее, поедем домой, поцелуем родню, по липовой тёмной шумящей аллее пойдём потихоньку. Дай руку твою!
◆ ◆ ◆
Мы выросли в стране концлагерей, тяжёлых зон в железном частоколе, испуганных отцов и матерей, где ночью выли призраки от боли.
Там у кого-то дед пропал за так, а у кого-то вся семья в Сибири, в стране, напоминающей барак, в любом роду несчастье в этом мире.
В одной толпе ходили ведь и мы на разные парады для проформы мимо трибун, похожих на гробы, где пионеры раздували горны.
Казалось бы: иди, «ура» кричи, потом пей водку у кого-то в кухне. Но выли эти призраки в ночи и поднимали к небесам хоругви.
Живи, и помни, и смотри назад, и душу не продай за чечевицу, и мы в стихи внесли весь этот ад, чтобы былому вновь не повториться.
Но под косу ложится синева, и, сами нынче призраки, мы шепчем, чтоб не сойти с ума, слова, слова на варварском своём, на человечьем.
◆ ◆ ◆
Не соловьи расскажут о любви, а радиобудильник, понедельник, боль в голове от резкой синевы, тупое зарабатыванье денег.
Трамваем возвращение домой, полувечерних фонарей свеченье, снег за окошком с рыжею каймой, и в голове вдруг – часть стихотворенья.
Как раз когда и нечего сказать, тогда идёт стремительной лавиной к стихам всепоглощающая страсть и к жизни, как к ночному никотину.
◆ ◆ ◆
Даже если мы жили по лжи, пили, ели из общих корыт, всё равно нам положена жизнь, бледный свет, облетанье ракит.
Юг и север, и запад-восток на оси наших координат, алкоголя горячий глоток – и других нам не надо наград.
Ни наград, ни большого ума, ничего, ничего, ничего, лишь бы мягко стелила зима и текла она, как молоко.
Лишь бы был голубой этот снег, чтоб зажатое в твёрдую клеть это сердце, что ныло весь век, перестало немного болеть.
◆ ◆ ◆
Зачатые в казённом лазарете, рождённые в удушливой стране, мои стихи, как маленькие дети, как дети рахитичные во сне.
Они страдают от дурной погоды, от няньки, что ушла, закрывши дверь, зависят от любого Бармаглота в неумолимом возрасте потерь.
Но иногда, забыв земную тяжесть, они выходят с миром на один, летят на небо и крылами машут, как дети, оттолкнувшись от пружин.
◆ ◆ ◆
Зачем никак не сбудется мой сон, где все мы в тёплом доме за столом, горит вино в узорчатых стаканах, за окнами октябрь во весь охват, дворы кромсает яркий листопад, блестит калейдоскоп из луж стеклянных.
Мы празднуем вино, тепло, еду, природу в увядающем саду, что краше молодого первоцвета: там молодость, сгоревшая в страстях, а здесь основа мира и костяк – о, как же нам не праздновать всё это?
Ах, почему бы пчёлам в тёплый день, когда сияет солнце, плещет тень, на солнечной поляне не слететься? Вот одуванчиковое вино, вот сладкого вьюнка веретено, дицентра вот, похожая на сердце.
Я знаю нашу жизнь наперечёт, дождь превращается в упрямый лёд, натруженная капля точит камень, смыкаются начала и концы, все за столом сидят, горят венцы, все-все уже навеки свет и пламень.
Ах, встретиться бы с вами, кто любим, и вновь по одиночествам своим надолго разлетится дикий улей. Выкуривай нас, время, из гнезда, равно мы будем пчёлами всегда цветов любви в прощальном карауле.
7 октября 2022
В оформлении обложки материала использована фотография Романа Хохлова.
Comments