Стихи разных лет
Читайте все стихи Вадима Седова опубликованные в 3 номере«Тайных троп» в PDF:
◇ ◇ ◇
За три миллиона кубических лье горошков, картошек, морковей как весело было стругать оливье, как пили под гимн михалковий,
как пел «Голубой» и плясал «огонёк», как Волку шептала Лиса: «Куманёк, твоё дорогое здоровье!» Как помнилось им, что второго с утра закончится бал, на работу пора, скорее бы скрыться в алькове.
Сгущается мрак. Макаревич романс поёт под электрогитару, поближе к субботе — решительный шанс собрать и снести стеклотару, мыча у приёмного пункта вне дискурса русского бунта.
Под мысли такие, усвоив бутыль, в драконами шитом халате герой баснословный, Поток-богатырь щекой засыпает в салате.
А Брежнев с экрана — такой молодой.
И вот, через тысячи льё под водой, сверкая кристаллами кварца, команду немой капитан отдаёт, и лодка всплывает, и полный вперёд в искри́вленном времени Шварца.
За годы заметно раздавшийся вширь, проснувшись, дивится Поток-богатырь, сколь выросли старые дрожжи: звучит полюбившийся всем полонез, куда как обильнее стал майонез, да Брежнев другой, подороже.
Мерцает сквозь стёкла балконной двери́ серебряный шар со свечою внутри, сжимаясь в особую точку, и зыблется вязко придонная муть, но нет берегов, чтобы с борта шагнуть на верную твёрдую почву.
Усни же в салате, в тарелку поляг: стола не захватят ни швед, ни поляк. Не дёрнется Виево веко — ни нового года, ни века.
Следуя Гиппиус
Неплодородной нервной почвой вскормлён во благо малых сих, расслабленный, беспозвоночный, эмансипированный стих,
блазня невинных быстрой пользой, препятствий каверзных вдали слепым червём усердно ползай в пластах слежавшейся земли,
в чьё чрево кануть, исчезая, всему предопределено. Прими, цепочка пищевая, недостающее звено:
утеха малого народца, сей чернокрылый воробей между землёй и небом вьётся, не зная участи своей.
Жука с травы клевала птица, хорь пил из черепа птенца, вода благоволила литься с благообразного лица,
богатый нищий в низкой роще пломбиром выпачкал жилет – а ты глодай драгие мощи взамен трагических котлет.
Бастард дельфийского пленэра, последних дней грядущий хам, взойдя фельдъегерем в Бодлеры по нашим мерзостным грехам,
от рвов в кладбищенской крапиве до тонких крыл над головой – цари, посланник энтропии, предвестник смерти тепловой.
Подражание сатирикам XIX века На Мальбруга
Слишком узок наш круг близкими быть народам. Чем ты думал, Мальбруг, прежде ступать походом?
Зрит сквозь слезу Вайт-Холл: лёгким суццессом гордый, Возит тебя монгол по столу глупой мордой.
Мнилось: глубин достиг околокультных практик. Чаял: архистратиг. Вышел – даже не тактик.
Верил – у ног Фавор, – вязнешь среди колдобин. В силах того повтор, кто на хоть раз способен.
Думал: вручат ключи, званы дадут обеды? Сам поди отличи проигрыш от победы.
Вечность – нежный товар, трепетней курса франка. Не серебро фанфар – ноздрёвская шарманка
На парадном плацу вихрем тебя закружит. К этакому ль венцу устремлялся, Мальбруже?
Вёдро Аустерлица стало добычей тучам. Впору бы застрелиться – да стрелять ли обучен?
НФ
Румата улетел, пришла его пора. В межзвёздной пустоте летит его корабль. В кромешной темноте, вдали небесных тел. Румата улетел, Румата улетел, Румата улетел.
Румата улетел, его простыл и след. От ваших важных дел, от ваших горьких бед. И миллионы глаз с небес следят за ним. Придётся нам самим, придётся нам самим, придётся нам самим.
◇ ◇ ◇
Так затейлив узор на замёрзшем окне, и, преломлена этим узором, леди Винтер верхами на бледном коне объезжает владенья дозором. Мы с испугом глядим, словно звери из нор, на неё в одеянье Годивы: осторожнее будь, шевалье Кастельмор – заморозит активы.
Видишь, солнце встаёт, как оживший мертвец, ежедневный урок задавая: проложить из осколков разбитых сердец первый контур нескорого мая. И об эту задачу крошатся умы, и царят на пространствах холодных полушубки, маршрутки, печные дымы да узоры на окнах.
Не решишь – и не кончится эта зима, проигравшая вечность в кальмара. Возвращаясь с охоты, увидишь с холма, как с борейских небес набегает волна – и пчелой в янтаре через час подо льдом наш весёлый Бедлам, наш уютный Содом, слюдяной Карфаген, лубяной Вавилон, костяная Самарра.
Carmenere (голосом Вертинского)
Как играет антикварный Гварнери. В этом звуке – восхитительный риск. Принесите нам вина карменере и корзину золотых honey crisp.
Между будущим зависнув и прошлым, наслаждаемся под шум в голове незаслуженным и слишком роскошным этим завтраком на тёплой траве.
Богохульствуй, грохочи, святотатствуй. Слово сорное – как с гуся вода. Может статься, добрый друг, может статься, мы не встретимся потом никогда.
Вот и солнце на осеннем пленэре закатилось, как клубок за кровать. Принесите нам вина карменере, и пора уже наш счёт закрывать.
Dido’s lament
«Не говори ничего. Молчи. Когда-нибудь я умру. Расплавится пламенем воск свечи. Иссохнет ручей в жару. Белый парус собьёт волной, лодка пойдёт ко дну. Забудь обо всём, что было со мной, помни меня одну.
Когда истаю от сих до сих, до крох, до малейших йот, от звёзд небесных до звёзд морских мир меня отпоёт. Когда уйду в земной перегной, недолгий окончив путь, помни лишь обо мне одной. Что было со мной, забудь.
Лишь об одном я тебя молю в канун последнего дня. Ведь ты полюбил не участь мою, ты полюбил меня. В том, что не вечно всё под луной, не стоит винить луну. Забудь обо всём, что было со мной, помни меня одну.»
◇ ◇ ◇
Дремлет тихая заводь. Если угодно – прыгай. Можно учиться плавать. Можно родиться рыбой. Господи, отчего же мы не летаем, как птицы? Плавать учиться можно. Рыбой нужно родиться.
◇ ◇ ◇
Когда мы уйдём со сцены, рабочий сдвинет кулисы. За ними скроемся все мы - актёры или актрисы. И будут сброшены маски, и переменятся платья. И сразу кончится сказка, когда мы решим, что хватит.
Покуда льются с балкона потоки лунного света, мы здесь – как будто шпионы с какой-то другой планеты. До наступленья финала беря выше и выше, мы посылаем сигналы в надежде, что нас услышат.
В оформлении обложки публикации использована картина Арсения Блинова «Воздух». 2012.
Comments