top of page

Муса, или Так не бывает

Из семейных преданий


Давно, очень давно появилась мысль поведать удивительную историю, что не раз мне рассказывал отец Равил Халимович Измайлов, которого весь мир (то есть село Росташи и его окрестности, что раскинулись в Аркадакском районе Саратовской области) знал как Владимира Михайловича. Да, вот так, по документам Равил Халимович, а спроси кого: «Кто был директором Росташовской средней школы в 70-80-е годы прошлого века?», удивятся и ответят: «Как кто? Измайлов Владимир Михайлович!», или просто: «Михалыч!». Но речь сейчас не об отце, а о том, что он рассказывал, а именно о его дяде – брате моего деда – Мусе Хасановиче Измайлове. Но сначала краткая предыстория того, откуда пошёл есть род Измайловых на земле саратовской.

Род Измайловых берёт своё начало в Пензенской губернии. Испокон веков были они хлебопашцами, причём вольными, крепостного права не знали, как, впрочем, и все волжские татары, коих правильнее называть мишарами, а не татарами, как и всех саратовских, пензенских, симбирских татар. Жили мои предки в деревне Усть-Уза, жили, но тужили – землицы было маловато! И вот в середине XIX века испрошено было разрешение у самых верхов переселиться на новые свободные земли, которые и были предоставлены в соседней губернии. Мой прапрадед Мустафа со всем своим семейством и ещё несколько семей двинулись в путь и прибыли в свою землю обетованную. Место это было равнинное, степное, но довольно чернозёмное, в двух верстах – река Медведица. Так возникло село Новая Усть-Уза, что сейчас находится в Петровском районе Саратовской области. Моему прадеду Хасану исполнилось к моменту основания села 12 лет.

Время шло. Хасан вырос, женился. Народилось у него 5 сыновей и 3 дочери. Сыновья удались на славу! Крепкие, рослые, сильные, умелые. Айса, Муса, Карим, Каюм и Халим – мой дед, которого я никогда не видал, ибо умер он задолго до моего появления на свет. Сыновья возмужали, переженились, но хозяйство вели общее. Ох, и крепкое же это было хозяйство! После полевых работ, зимой, братья расходились по промыслам. Кто кузнецом работал, кто отправлялся в город (в Саратов или Петровск) на кожевенные заводы. Хотя заводы и принадлежали родственникам, работали на них братья простыми рабочими. Муса же, о котором идёт у нас речь, занимался извозом. Была у него, что называется, постоянная клиентура, а именно – несколько хозяйств поволжских немцев. Муса даже языком немецким овладел на бытовом уровне. Его, вообще-то, можно назвать полиглотом, так как он знал плюс к своему родному татарскому русский, немецкий и арабский (все сыновья Хасана получили образование в мусульманской духовной школе – мектабе, в которой, естественно, обучали арабскому).
Наступил роковой август 1914 года. Муса был призван в армию. Роста он был 2 метра 2 сантиметра, голову имел «лошадиную», большой горбатый нос и кулачищи с астраханские арбузы, поэтому взяли его не куда-нибудь, а в гвардейский полк, что формировался аж в самом Петрограде. Затем был фронт, окопы, бои. Воевал честно. Свидетельство тому – Георгиевский крест! Хоть и мусульманин.
Точку, точнее, точки в боевых подвигах поставила шрапнель. По свидетельству папы, лицо и тело Мусы было изрядно посечено. Очнулся Муса на госпитальной койке, но не нашей, а немецкой. Подлечили немного (а ранение, надо сказать, было серьёзное), поставили на ноги и отправили в лагерь для военнопленных. Дело происходило в Восточной Пруссии. Через какое-то время в лагерь приходит немецкий бауер, небольшой помещик. Приходил, конечно, не один, несколько их приходило. Выбирали они среди пленных солдат работников в свои хозяйства. Нашему бауеру нужен был человек, понимающий в лошадях. А какой татарин не понимает в лошадях? В то время таких татар не водилось, поэтому Муса как нельзя лучше подходил к этому делу, к тому же, как мы помним, Муса владел немного немецким языком.

И начался тихий, спокойный, сытный плен... Работа привычная, кормят так же, как и вольных, ничем не обижают. В общем, отдохнул и окреп Муса в плену. Но наступил год 1917-й, а за ним и 1918-й.
Вернулся Муса из плена. Немного пришлось повоевать и в гражданскую за Красную армию, но об этих боях он ничего не рассказывал. Наконец, прибыл домой, где отсутствовал долгих четыре года. Потянулась новая советская жизнь. До 1933 года жили неплохо. А с 1933-го – колхоз. Ничего, приспособились, выжили. В колхоз же никто из них так и не вступил. Правда, не все остались в селе. Распродали всё и уехали, но об этом в другой раз. Муса с женой трогаться с места не стал. Детей у них не было – следствие ранения. На двоих скудных средств хватало, а большего и не надо было.
Время текло, текло и дотекло до 1941 года. По возрасту Муса уже и не попадал под призыв, да что-то напутали с бумагами и призвали его вместо какого-то другого М. Измайлова. Спокойно и безропотно снова пошёл Муса на войну. А почему безропотно? А потому, что было в семье Измайловых такое дело. Ещё в дореволюционное время, ещё даже до Первой мировой пришёл срок идти в армию одному из сыновей Хасана – Айсе. Был у Айсы дружок, которого тоже призывали. И вот на сборном пункте, где призывники проходили медицинскую комиссию, дружок предложил Айсе понюхать какую-то дрянь, чтобы выглядеть больным. Комиссия тогда забракует, и в армию они не пойдут. Понюхали оба. Действительно забраковали. А через три дня оба скончались в больнице. Собрал после этого Хасан своих сыновей и сказал, что если кто из них когда-нибудь вознамерится уклоняться от воинской службы – проклянёт! Служить Белому царю – есть воля Аллаха! А в лице Белого царя олицетворялась Родина, поэтому хоть и не стало Белого царя, но Родина осталась, а значит, остался в силе и наказ Хасана сыновьям. Вот потому-то у Мусы и в мыслях не было отказываться: призывают, значит, так надо. Такова воля Аллаха!

Итак, снова фронт, окопы, бои, окружение и... да-да, плен. И снова Восточная Пруссия и лагерь для военнопленных. И – так не бывает, но так было! – снова приходит всё тот же бауер выбирать себе работников! Муса узнаёт его, он узнаёт Мусу. «Муса, ты!» – «Я!» – «Пойдёшь ко мне?» – «Конечно! Только ещё одного возьмём?» – «А он понимает в лошадях?» – «Да, разбирается» – «Тогда беру и его!»

Этот другой на самом деле ни в каких лошадях не разбирался, был он майор Красной армии, который перед пленением успел переодеться в солдатскую гимнастёрку. По причёске, которую позволялось носить комсоставу, его не могли «вычислить», так как он был лыс как бильярдный шар. Но могли выдать свои, всякое бывало. Поэтому Муса и забрал его с собой.


Читайте далее в первом номере альманаха «Тайные тропы»


В оформлении данного материала использована картина

Ильи Овсянникова «Мост».

Недавние посты

Смотреть все

Comments


Commenting has been turned off.
bottom of page